Шлюхи - Страница 14


К оглавлению

14

— Аллочка, понимаешь, у нас сегодня намечается как бы театгализованный бал. Ты же твогческий человек — что тебе объяснять! — говорил Нинкин.

— Надеюсь, ты догадываешься, что за голь тебе пгедстоит воплотить, — присоединялся Милкин, — Мечта пегвых актгис!

— Не гобей, не гобей! Увидишь, как хогошо будет, — заверили они вдвоем.

И тут пошли гости. В соответствии с замыслом устроителей гулянки каждый гость должен был целовать королеву бала, Аллу, в мягкое (пониже спины) место, а она в это время пришлепывала ему на лоб одну из наклеек, какими была украшена сама. Участников торжества оказалось не так много (не более двух дюжин), и, надо отдать должное, все они показали образцовую пунктуальность, так что Алле долго сидеть в прихожей и не пришлось.

Вообще-то вечер прошел прекрасно. А как весело было! Это только благодаря изобретательному таланту Нинкина и Милкина. Каких только штук не напридумали они, — знай о том блаженный Киприан Карфагенский, он удавился бы от зависти. Поскольку перечислить все было бы просто невозможно, удовлетворимся лишь кругом действий, выпавших на долю Аллы. Например, Аллу устанавливали на четвереньки, вставляли а зад мочалку, — таким образом получалась лошадка, — и Алла катала на спине по комнате, нет, не всех, разумеется, а, как королева бала, только Нинкина и Милкина. Но гостям было достаточно и зрелища — они хохотали, точно безумные. Потом Нинкин нарисовал красным фломастером на лбу у Аллы звезду. А Милкин на ее левой щеке черным фломастером — серп и молот. А Нинкин на правой — неприличную картинку, да еще подписал ее коротким словом. И Алла, в такой росписи, все еще частично оклеенная бумажками, перед ликующими зрителями мочилась на столе в хрустальную вазу с фруктами и пела при этом гимн Советского Союза. Публика падала от смеха. То есть в прямом смысле падала и корчилась в конвульсиях на буковом паркете, сотрясаемая приступами хохота. Еще Алла Медная провела боксерский раунд с прославленным телекомментатором, именитым политологом — Диной Оскотскодворской, в котором одержала очевидную победу. Во время сражения неугомонная толпа, в пароксизме экзальтации, швыряла в соперниц пирожными с зефирным кремом, плескала в них кофейной гущей и посыпала сахарной пудрой. Сладкий вышел поединок. Все же самой веселой, уморительной и острой была другая придумка Нинкина и Милкина.

— А тепегь мы пгедлагаем всем принять участие в исконно гусской забаве! — выкрикнул Нинкин.

— Аттгакцион «Куликовская битва»! — поддержал его Милкин.

Сейчас же был принесен жостовский поднос, на котором возвышалась гора очень широких и тонких пластов мяса. Создавалось впечатление, что мясо было парное и нарезано только что, поскольку кровь так и сочилась из него. Каждому присутствующему выдали по такому мясному пласту, а затем Милкин и Нинкин всех разбили на пары.

— Тепегь, по моей команде, начинаем бой! — воззвал Нинкин к общественному вниманию. — Впегед, дамы и господа! Впегед, товагищи!

То-то здесь потеха началась! Гости хлестали один другого тем мясом по физиономиям, по плечам, по телу, и реготали, ржали до слез, так, что участие в той сшибке лошадей показалось бы излишним. Сами Нинкин и Милкин принимали в ими же сочиненном увеселении самое активное участие, они до того исстегали друг дружку, что сами уже цветом не отличались от мяса. А ведь Нинкин еще умудрялся иногда бить тарелки и бутылки. А Милкин — дудеть в пионерский горн. В общем, веселье хлестало через край. Так хлестало, что и сказать-то нельзя. Вот какое представление устроили симпатяги Нинкин и Милкин, известные баловни и вертопрахи.

Лишь когда мутный тусклый утренний свет просочился сквозь ажурный занавес на окнах, вакханалия достигла кульминации и моментально оборотилась развязкой. Кое-как приведя себя в порядок, Алла Медная отчалила восвояси. До чего легка и свободна была для нее эта ночь, до самого рассвета она ощущала колдовскую легкость полета! Но стоило выйти ей на белый свет, как сокрушительная тяжесть, немыслимая разбитость навалились на нее вмиг. Алла, чтобы несколько развлечь себя, пыталась вспоминать наиболее яркие эскапады и смешные курьезы, произошедшие на балу, но необоримое изнеможение доводило до полного отупения. По дороге Алле попадались все какие-то суетные люди, чаще женщины. Она с брезгливостью экс-королевы оглядывала их темные пальто, сумки никогда не входивших в моду моделей, их землистые озабоченные лица, испорченные тяжелой работой фигуры; она смотрела на них сквозь утренний туман и невольно припоминала бонмо, популярное в ее кругу: настоящие женщины в восемь часов утра еще спят. «Только бы поскорее добраться до родного очага», — думала Алла. А там она немедля бросится в кровать — спасть, спать, спать и будет дрыхать пока… пока… Уж что-что, а покой она заслужила!

— Доброе утро! — приветствовал ее дома супруг Евгений Глебович, отчего-то поутру с пылесосом в руках. — Ты выглядишь… как-то… необыкновенно. Славку я уже в детсад отвел! А что… было так много работы?

— Что за вопросы! Наверное, много: не видишь — с ног валюсь.

В спальне Алла подошла к трюмо, чтобы глянуть насколько необычен ее вид, да вдруг, к великому своему изумлению обнаружила, что щеки ее мокрые. «Что это такое? — сквозь дремоту шевельнула мозгами Алла. — Слезы? С чего бы это?» Впрочем, плакала она в последний раз в жизни, больше с ней такого не случилось.

Двинемся же далее, ибо события неумолимо волокут нас к куда более знаменательному балу. Но и раньше своего срока ему не случиться.

14